«Братишка». Гектор Шульц
— Привет, братишка. Давно к тебе не заходил. Как дела?
— Нормально. Замерз немного. Сам-то как?
— Да, как сказать. Устал я, братишка.
— От чего? У тебя что-то случилось?
— Жить устал. Вернее выживать. Сам себе не принадлежу, ей-богу.
— Знакомо. Сам так маялся одно время. Сейчас вот подаяниями одними и живу. Почему ты терпишь такое отношение к себе?
— А куда деваться. Все говорят, знай свое место. Я никто.
— Эх. Не говори. Но выглядишь неплохо. Новая одежда, морда вон сияет, как мыльный шар. Треснет скоро.
— Ничего ты не видишь, братишка. Думаешь, так все просто?
— Вижу. Все я вижу. Я вот ногу потерял, но молчу. Кому из нас хуже, как думаешь?
— А что же ты молчишь?! Может помочь чем?
— Уже ничем не поможешь. Хотя, может еда есть? Хлеба сто лет не видел. Про горячее вообще молчу.
— Да, конечно. Возьми. Специально для тебя принес. Помнишь, как мы в детстве ее любили?
— Ух. Колбаса. Копченная. Пахнет-то как, аж голова кружится, и живот в узел сворачивается.
— Кушай, братишка, кушай. Я на днях еще зайду. Где ты ногу потерял?
— Спасибо. Вкуснятина. А ногу… Под машину попал.
— Ничего себе?! А что не пришел ко мне? Я бы помог.
— Зачем? Не вижу смысла. Ты садись, садись. В ногах правды нет.
— Так, что с ногой случилось?
— Сидел на углу, возле аптеки. Какой-то придурок на дорогой тачке меня не приметил. Потом больница. Смутно все помню. Через какое-то время опять улица.
— Его хоть наказали? Из-за кого ты ногу потерял?
— Ты сам сказал, что мы никто. Кому какое дело до очередного бродяги? Он уже забыл наверняка про меня и про тот случай.
— Ничего, братишка. Все получат сполна. Не переживай.
— Да, я привык уже. Будто без ноги родился, представляешь? Прохожие сторонятся, правда.
— Это не смешно.
— А мне вот смешно. Едкая сатира. У тебя еще есть колбаса? Только аппетит разыгрался.
— Конечно, братишка. Вот пакет стоит. Бери все, что хочешь. Это тебе.
— Спасибо, что не забываешь меня. Это радостно.
— Глупый. Ты же мой братишка. Как иначе-то? Помнишь, как мы в детстве с рынка продукты воровали?
— Помню. Тебя еще пекарь поймал. Ох он задал тебе тогда.
— Конечно. До сих пор шрам на лбу остался. Вон, видишь? Маленький такой, на месяц похож.
— Эх, славные были времена.
— Да, братишка. Есть, что внукам рассказать.
— Своим и расскажешь. У меня уже никого не будет. Калека никому не сдался.
— Перестань. Все будет. Скажи, братишка. А ты с мамой давно виделся?
— Так не стало ее. Год уже как. Ты не знал?
— Нет! Когда это случилось?
— Прошлой зимой. Морозы еще жуткие были. Помнишь?
— Да. Меня не было в городе. Как же так, братишка? Не успел я…
— Что сейчас говорить. Жизнь нынче скверная. Так, что ты еще неплохо устроился. По крайней мере, не голодаешь, как я.
— Разве это жизнь. Ладно. Тебе сильнее досталось. Чувствуешь себя как?
— Холодно. Одежду бы раздобыть теплую. Ночи длинные и морозные. Поможешь чем-нибудь?
— Конечно, братишка. Завтра зайду к тебе.
— Спасибо, что не забываешь.
— Не благодари. Я же тебя люблю, братишка.
— И я тебя люблю, братец.
— Ладно, пора мне. Береги себя.
— Зайдешь завтра?
— Обязательно.
— Чарли! – тонко крикнула женщина в дорогой шубе. – Чарли, мы весь город на уши подняли. Иди сюда, негодник! Почему тебя все время сюда тянет?
Большой пес песочного окраса с красным ошейником удивленно поднял голову, и тяжело вздохнув, словно нехотя, поплелся к хозяйке. Он оглянулся всего лишь раз.
Там, у старой аптеки, на снегу сидел другой пес. Шерсть полиняла и была грязно-серого цвета, на носу серебрился иней, а глаза слезились. Вместо одной ноги был короткий обрубок. С трудом поднявшись, пес встал и долго смотрел вдаль. Туда, куда ушел его братишка.